Редакционная статья из журнала "ПРАВОСЛАВНАЯ МЫСЛЬ"
ТРУДЫ ПРАВОСЛАВНОГО БОГОСЛОВСКОГО ИНСТИТУТА В ПАРИЖЕ
Выпуск №14
Издательство YMCA-PRESS, Париж, 1971
Свято-Сергиевская Духовная Академия в Париже посветила в своё время (в 1950 г.) особый том — VIII своего печатного органа "Православная мысль" личности и творчеству о. Сергия Булгакова, бессменного декана академии со времени ее основания .Эти статьи содержат воспоминания и оценки главных коллег о. Сергия, принадлежащих ещё к славной плеяде профессоров высших духовных и университетских школ дореволюционной России. Ближайший ученик о. Сергия, профессор Л.Зандер, составил двухтомный разбор, начатый ещё при жизни о. Сергия и им же проверенный, всего богословского наследия своего учителя под названием "Бог и Мир" (Париж, 1948 г.)
В настоящем выпуске, являющемся очередным сборником статей наличного профессорского состава — профессора и лекторы младшего поколения Парижской духовной академии хотят воспользоваться случаем совпадения данного издания со столетием со дня рождения незабвенного учителя, чтобы выразить чувство благодарности к нему за все от него полученное в годы пребывания в Академии под его руководством и преданности его духовному завещанию — подвигу свободного и творческого богословствования, служения Церкви и неустанного литургического и молитвенного порыва.
В краткой декларативной форме, от имени всей профессорской коллегии, мы хотим в свою очередь засвидетельствовать актуальность жизненного пути и богословского наследия нашего учителя.
Отец Сергий Булгаков испытал горький опыт безвыходности неверия. Сын священника, он ушел из Церкви еще в гимназические годы и вернулся к вере будучи уже профессором политической экономии марксистского направления высшего учебного заведения. Этот длительный период неверия о. Сергий вспоминал покаянно, со скорбью, в отличие, например, от Н. А. Бердяева, тоже вернувшегося от безбожного марксизма к вере, но который включал свое обращение в диалектику своего и чуть не всякого духовного пути. Как бы то ни было, тему возврата от атеизма в Отчий дом нельзя не признать актуальной, и преодоление безбожного марксизма плеядой русских мыслителей на рубеже XX века является событием бесспорно пророческим. Путь этого преодоления ознаменован сборниками «От марксизма к идеализму», «Вехи» и «Из глубины» — De profundis, в которых принимал участие и о. Сергий Булгаков.
Одно несомненно: обращение к вере как откровение небесной действительности является условием подлинного христианства, ибо, по выражению древнего учителя, «христианами не рождаются, а становятся». Этот творческий акт духовной жизни может произойти через временное, видимое отступление от веры или же, минуя эту крайность, он может выразить исход внутренней брани с грехом в пределах самой веры, но так или иначе христианство есть по существу опыт освобождения и обновления, откровение радикальной новизны духовной жизни, объективно связанное с соборной ответственностью за свою вечную судьбу и с включением себя в живое строительство Церкви.
Знаменательно и то, что, как и другие спутники обращения к вере от безбожного марксизма, но кажется более всех, о. Сергий Булгаков вернулся не к отвлеченной вере, не к вымышленному идеалу — что могло бы означать сублимацию прежних чаяний, — а именно к Церкви, узрев тогда еще еле уловимые почки возрождения ее и, во всяком случае, поверившего в ее открытость врачующей и восполняющей силе благодати Божией, почувствовав, что он — в Церкви, а постольку же и Церковь — в нем. Иными словами, все эти новообращенные интеллигенты осознали тогда личную ответственность за Церковь и, как апостолы по Пятидесятнице — начали открыто выступать словом и пером, не ища «alibi» предварительной всеобщей реформы Церкви.
В преодолении марксизма о. Сергий доходил до самой глубины зла и разоблачал атеистический мессианизм революционного движения и безответственность революционной романтики русской интеллигенции. Вместе с тем, как бы экзорцизируя возможное искушение, новообращенный марксист стал пророчески, в те годы, выступать против нео-арианства, что можно отождествить современным понятием секуляризированного христианства.
В обращении о. Сергия имела большое воздействие красота: красота мироздания (Кавказские горы), красота искусства (Сикстинская Мадонна Рафаэля в Дрезденской галерее), красота, наконец, православного богослужения, принудившая его приступить к таинству покаяния перед священником. До конца жизни о. Сергия сопровождало это изначальное прозрение всепроникающей и вездесущей благодати Божией: все подлинно существующее — свято, tout est grace. Это и есть антидот «секуляризованного христианства».
Все то же прозрение проходит красной нитью через величавое богословское построение о. С. Булгакова, выражающее цельное, связанное воедино мировоззрение; это одно показывает глубину и серьезность его обращения; он вернулся в Церковь всем существом, то есть и своим могучим умом. Для упоенного «генеральной линией» марксистского мировоззрения, подобное цельное богословское построение действовало, должно быть, кафарсис'ом — чистилищем.
Из огромного числа его писаний достаточно указать на основные, являющиеся вехами непрекращающегося многолетнего развития.
Философия хозяйства, мир как хозяйство (Москва, 1912 г.) — докторская диссертация С. Н. Булгакова, подводит итог его преодоления материалистического безбожного марксизма. Цель книги — «понять мир как объект трудового, хозяйственного воздействия». Это была также и попытка преодолеть пиэтический морализм, к чему упадочное религиозное сознание стремится свести христианское учение. В противовес, о. Сергий предлагал «выдвинуть онтологическую и космологическую сторону христианства».
Проф. Л. Зандер одной фразой охарактеризовал пафос о. Сергия: «сродство человека и космоса, их идеальная основа в Боге, творческий дух, проникающий все мироздание — вот в чем очарование этой книги».
Первая попытка о. Сергия осмыслить глобально христианство, — связать воедино христианское учение, представить цельное христианское умозрение над вопросами, волнующими современную мысль: хозяйство, искусство, общественность, государственность содержатся в книге «Свет невечерний» (447 стр., 1917 г.).
Горнило безверия, пленение марксистским мировоззрением и приводило о. Сергия к всестороннему исследованию христианского учения и систематическому изложению его. Этим он отвечает запросам многих умов, но о. Сергий трезво замечает: «Сколь ни страстно жажду я великой простоты, белого ее луча, но отрицаюсь столь же лживого, самообманного упрощения, этого бегства от духовной судьбы, от своего исторического креста. И лишь как искатель религиозного единства жизни, взыскуемого, но не обретенного, выступаю я в этой книге». Трезвление относилось и к существу проблемы мира: «Православие не в том, чтобы отрицать мир в его подлинности, но в том, чтобы делать центром человечности обращенное к Богу, молитвенно пламенеющее сердце, а не автономное мышление и не самоутверждающуюся волю: вне этого центра и мир перестает быть космосом, творением и откровением Божиим, но становится орудием искусителя, обольщающим кумиром».
Высланный в 1923 году Советской властью, о. Сергий стал развивать свое богомыслие уже с кафедры догматического богословия в Парижской богословской школе. Ряд догматических исследований отвечает цельности православной догматики с присущей ей гибкостью. Эти исследования являются вехами цельного богословского построения.
1. Свв. Петр и Иоанн, два первоапостола. 1926, стр. 91.
2. Купина неопалимая. 1927, стр. 290 — является чуть не первой в православном мире попыткой включить исключительное по глубине и размаху православное литургическое почитание Божией Матери в целостный богословский синтез.
3. Друг Жениха. 1928, стр. 276 — представляет собой осмысление подвига Предтечи Христова, Иоанна Крестителя.
4. Лествица Иаковля. 1929, стр. 229 — содержит исследование об ангельской природе и о значении ангелов в мироздании.
5. Икона и иконопочитание. 1931, стр. 166 — свидетельствует о значении и актуальности святых икон как выражение творческой силы и духовного реализма христианского искусства.
В 1932 году в светском издательстве вышла в сокращенном виде и на французском языке, в коллекции о христианских вероисповеданиях и о религиях, книга о. Сергия о Православии (276 стр.); русский текст, полный, вышел в Париже же в 1969 году (406 стр.).
Наконец, как завершение всего богословского творческого опыта, появилась большая догматическая трилогия о богочеловечестве: Агнец Божий, о богочеловечестве, часть I (1933, стр. 468); Утешитель, о богочеловечестве, часть II (1936, стр. 447); Невеста Агнца, о богочеловечестве, часть III (1945, стр. 624).
Своим ясным и мощным умом о. Сергий узрел сердцевину Божественного Откровения в боговоплощении, а сердцевину церковного учения о боговоплощении в догмате IV Вселенского Собора в Халкидоне (451 г.). Халкидонский догмат о соединении двух природ в едином лице Христа, Сына Божия, был для о. Сергия путеводительной звездой, общим принципом и в учении о Церкви, и в осмыслении мира как творения Божия. В божественном чуде равновесия двух совершенных природ — божеского и человеческого в едином лице Христа о Сергий и черпал пафос своего богомыслия, своего мировоззрения и всей своей духовной жизни, предостерегая от вкрадчивого психологического монофизитства, в чем можно быть повинным, того не сознавая.
Было бы не лояльным в отношении памяти самого отца Сергия Булгакова и перед церковной общественностью не высказаться об особом учении о. Сергия, — о Софии — Премудрости Божией, как идеальной основе творения. Софиология проходит красной нитью через все творения о. Сергия Булгакова, имеющие общее богословское значение, кроме книги о Православии; это тот рупор, вокруг которого он создавал целостное богословское построение.
Следует прежде всего уточнить трезвость о. Сергия и в этом вопросе: он относил свое софиологическое построение к области теологуменов, то есть к области, в которой Церковь еще не определила свое решающее отношение и где, постольку, возможно высказываться свободно частным богословам. По той же причине тема о Софии отсутствует в книге «Православие». Правда, о. С. Булгаков был профессором догматики в высшей церковной школе, но он тщательно избегал в своих курсах, да и вообще со студентами и духовными чадами, обсуждения этого сложного учения. Если же он и выступал в печати и в публичных лекциях, то это, опять-таки, как частный мыслитель, но все же подвергающий свою мысль церковному обсуждению, не иначе как из уважения к Церкви и к мнению компетентных церковных мыслителей. Именно в этом его и поддержали и его первоиерарх митрополит Евлогий и его коллеги; сам митрополит не разделял учение о Софии, а также и добрая часть профессоров Академии. Вообще, по нечувствию проблемы или из индифферентности, но в этом очень важном, в его собственных глазах, учении о. Сергий Булгаков находил мало откликов и был едва ли не одинок.
Надо признать как факт, что наша школа не несет ответственности за софиологию о. Сергия Булгакова, и те автокефальные православные Церкви, которые поручали нам своих молодых священников или студентов-семинаристов, это, конечно, учитывали. Но мы не желаем легко отделаться от наследия любимого учителя, и наша солидарность с ним не ограничивается в отстаивании свободного богословского научного творчества. Мы сознаем важность самой проблематики, поставленной о. Сергием Булгаковым: мир не чужд Богу ни до грехопадения, ни после, и спасение касается не только отвлеченного сознания, в отдельности от тела — индивидуального или всемирного; святость касается и плоти. Но обожение преображенной плоти и преображенного мира (см. напр. Апок. 21, 22-23) предполагает изначальную их святость как творений Бога, то есть их причастность Божеству. Не воспринимая кажущиеся крайности софиологии, мы все же остаемся верными о. Сергию Булгакову, когда включаем проблему взаимоотношения Бога и мира, а также и Церкви и мира, в центр нашего богословского мировоззрения, усматривая в уклонении от этой проблемы опасность отвлеченной, бесплотной или развоплощенной духовности, хотя бы психологического монофизитства.
Осуждение учения о. С. Булгакова Синодом Московской Патриархии, решением от 7.9.1935 г. было основано, по собственному признанию авторов, на сведениях из вторых рук. Капитальные книги — Утешитель и Невеста Агнца вышли уже после указа. К тому же, не предусматривая канонической санкции общего характера, указ Московской Патриархии походит скорее на mise en garde. Вопрос же заслуживает более тщательного соборного обсуждения, что и просил сам о. Сергий Булгаков (см. «О Софии Премудрости Божией, указ Моск. Патриархии и докладная записка проф. прот. Сергия Булгакова митрополиту Евлогию, 1935 г.).
О. Сергий Булгаков был сознательный служитель Православного богословия, живого, подлинного, оторванного от пленения у морализма и у закостеневшего академизма, не отважившегося идти далее синтеза семи Вселенских соборов с примесью Западного рационализма. Богословие о. Сергий мыслил не иначе как актуальным, современным, открывающим смысл явлений сегодняшней жизни. Богословие ценно только если оно творческое, а творчество связано с новизной (не с новшеством, конечно). Новизна не должна касаться только изложения и языка, она заключается в принятии во внимание новых проблем человеческого развития, а еще более — в пророческом прозрении сроков, установленных самим Господом Богом в судьбах Церкви на земле в ее историческом развитии.
О. Сергий Булгаков вел с профессорами высший семинар под названием Православие и современность. Творчество и прозрение современности также связаны со свободой: без свободы богословие впадает в рутину, в пересказывание пусть и самых возвышенных истин.
Однако свобода, чтобы остаться реальной и не впасть в романтический субъективизм, должна быть ответственна перед Богом, единым источником бытия и перед Церковью в ее соборной широте.
«Богословие в жизни», — напоминал нам постоянно наш учитель; все для него было пронизано светом богословия.
Богословие должно перейти естественно в литургическую хвалу и в действенное служение Церкви — в частности же, для пастыря, в проповедничество, которое стоит на стыке литургического славословия и научения народа. Каждая проповедь о. Сергия Булгакова — призыв к богословскому творческому осмыслению (см. сборник его проповедей «Радость церковная»).
О. Сергий Булгаков оставил нам пример и личной молитвы, которая также была просветлена светом богословия и, в свою очередь, питала его богословское горение и умозрение. Предаваясь Иисусовой молитве (см. приложение к «Радости церковной»), о. Сергий и тут не оставлял данную ему харизму богословствования: как отцы пустынники соразмеряли молитву с ритмом дыхания для вящей собранности духа, так же и о. Сергий соразмерял молитву Иисусову с ритмом богословского уразумения тайны Домостроительства Божия, раскрывающегося в Священном Писании.
Переход в оглавление
библиотечки
"Логос-София-Гнозис"
