д. Андрей Кураев
Как относиться к «Розе мира»?
http://www.kuraev.ru/andreev.html
Самое показательное в “Розе мира” Даниила Андреева – это ее язык. Назвать этот язык русским крайне затруднительно. Подобный язык - искусственный язык, перенасыщенный новоизобретенными терминами – обычен не для христианской (в т. ч. и русской) религиозной традиции, а для сектантской пропаганды. Искусственный “птичий” язык позволяет уйти от дискуссии и критики. Ведь будь у читателя хоть пять высших образований, но он все равно ни в одном университете не изучал слов, подобных “уицраору” и “затомису”. И тут читатель оказывается перед выбором: или принять правила игры, предложенные проповедником и смотреть на мир его языком и его глазами, или отложить книгу в сторону. Но диалог и обсуждение уже невозможны. Как невозможна дискуссия на оруэлловском “новоязе”.
Евангелие написано на подчеркнуто народном языке. В нем нет ни одного “богословского” или философского термина. Царство Божие в нем уподобляется дрожжам. Отношения Церкви и Христа (“тайну глаголю”) – отношениям жены и мужа. Язык Евангелия – это даже не литературный язык, а диалект койнэ. Евангелию нечего прятать. То, что оно открывает, само по себе слишком необычно: Бог пришел к людям.
И сравним эту евангельскую прозрачность с рядовой фразой из каббалистического трактата: “После рождения парцуфа Атик в катнут он сам делает зивуг на решимот 4,3 и рождает таким образом свой гадлут” (Лайтман М. Кабала. Тайное еврейское учение. Новосибирск, 1993, с. 139). Кто возьмется перевести это на язык людей?
Язык – это совсем не мелочь. Тот орган, которым человек смотрит на мир – это отнюдь не глаза. Человек смотрит на мир своим языком. По мудрому слову Л. Витгенштейна, “границы моего языка – это границы моего мира”. То, для чего в моем языке нет слов, для меня не существует. Я не вижу того, что не могу поименовать. Хоть пять пар очков будь у меня на носу, но в лаборатории физика я ничего не увижу – ибо нет у меня в запасе тех слов, через которые я могу заметить его приборы.
Слово очеловечивает мир, делает его из “мира в себе” в “мир для меня”. Не случайно, что первая заповедь, данная Адаму – заповедь наречения имен. Не случайно, что переселенцы прежде всего дают имена местным рельефным реалиям. Горы, леса, ручьи должны перестать быть безымянными – только тогда среди них можно по-человечески жить.
Поэтому так важно следить за своим языком: слово наделяет реальностью то, что именует. Если мы будем говорить на оккультном жаргоне, то мир оккультных духов и энергий станет для нас реальностью и заслонит собою Бога Евангелия. Тут поистине – “от слов своих оправдаетесь и от слов своих осудитесь”.
Однажды после моей лекции в Институте переподготовки преподавателей при МГУ одна из слушательниц спросила меня: “Скажите, почему так бывает, что заходишь в один храм и понимаешь, что вот этому священнику не страшно исповедоваться. А в другом храме вот так же с первого взгляда становится ясно, что к этому священнику не то что на исповедь, а даже для беседы подходить не стоит?”. Но не успел я открыть рот, как ее соседка уже дает свой ответ: “Ну, это понятно. У первого священника энергетика положительная, а у второго – отрицательная”. И зал дружно ее поддержал… От изумления я среагировал резко: “Да вы понимаете, что означает такой ваш отклик? Это значит, что вы уже сектанты!”. Аудитория, конечно, с этим не согласилась: “Ну, какие же мы сектанты! Мы ни на какие собрания не ходим, гуру не поклоняемся!”.
И тут уже спокойнее пришлось пояснять: “При чем тут собрания! Обратить человека в мою веру означает, прежде всего, навязать ему мой язык. Если он будет говорить моим языком, значит, он уже будет смотреть на мир моими глазами. И то, что вы так охотно перешли на оккультный лексикон означает, что именно он вам близок. А это, в свою очередь означает, что, по сути, ваше мировоззрение уже пропитано оккультизмом – может быть, даже не вполне сознательно для вас самих. Ведь сколько есть в русском языке слов для описания этой тайны доверительности! Отчего между душами мелькает искорка доверия и понимания? – Оттого, что встречный человек оказался человечным, открытым, душевным, духовным, глубоким, сердечным, располагающим… Сколько еще таких слов есть в нашем языке! Но зачем же все это многообразие сминать в одно, жаргонное и совершенно негуманитарное словечко - энергетика?!”.
Так вот, уже сам язык Д. Андреева замыкает его вне мира христианской традиции.
О том, в каком душевном состоянии он находился, есть очень интересное свидетельство у Шульгина. По возвращении в СССР он был арестован и находился в одной камере с Д. Андреевым (см. Альманах “Лица”, вып.16). Андреев вставал до подъема и ложился после отбоя. Все время он непрестанно курил и непрерывно играл в шахматы. И то, и другое - признак огромной душевной неуравновешенности (игра в шахматы развивает не только ум, но и самолюбие). Так что голоса и видения, наполняющие его тюремное произведение, – это не признак духовного здоровья.
Ну, а если не считать “мистический опыт” Д. Андреева плодом обычной психической болезни, то ведь придется его считать плодом бесовского одержания. “Великий враг не дремал, и даже в книгах Нового Завета явственно различается местами его искажающее влияние... Враг, проникая в человеческое сознание авторов Евангелия, сумел извратить многие свидетельства, исказить и омрачить идеи, снизить и ограничить идеал, даже приписать Христу слова, которых Спаситель мира не мог произнести... Само учение оказалось искаженным, перепутанным с элементами Ветхого Завета - как раз теми элементами, которые преодолевались жизнью Христа, а если бы эта жизнь не оказалась оборвана, были бы преодолены окончательно. Основная черта этих элементов - привнесение в образ Бога черт грозного судьи и приписывание Ему законов нравственного возмездия... Вместо продолжения Христова дела апостол Павел развертывает широчайшую организационную деятельность... Павел не испытал нисхождения Святого Духа, ... лишенный благодати Павел оказывается центральной фигурой”[1].
О “научности” и “проверяемости” построений Андреева можно судить по его интерпретации растерянности Сталина в начале первых военных дней и по его описанию всей Второй мировой войны: “Вождь испытывал страх за то, что этой минутой он дискредитировал себя в глазах Урпарпа: ею он вызвал в демоническом разуме Шаданакара сомнение: не хлюпик ли он?.. Ему всей своей мощью помогает Жругр и Великий Игва Друккарга пользуется его способностью к состоянию “хохха”, чтобы вразумлять его и откорректировать его действия... Демиург и Синклит России прекратили свою траснфизическую борьбу с Друккаргом в тот момент, когда на эту подземную цитадель обрушились орды чужеземных игв их царства Клингзора. Как отражение этого, была прекращена и борьба с теми, кто руководил Российскою державою в Энрофе... К концу войны Жругра распирала неслыханная сила. Множество игв и раруггов пали в борьбе, но уицраор окреп так, как никогда еще не видели... В состоянии хохха Сталин многократно входил в Гаш-шарву, в Друккарг, где был виден не только великим игвам, но и некоторым другм. Издалека ему показывали Дигм. Он осторожно был проведен, как бы инкогнито, через некоторые участки Мудгабра и Юнукамна, созерцал чистилище и слои магм. Издали, извне и очень смутно он видел даже затомис России и однажды явился свидетелем того, как туда спустился, приняв просветленное тело, Иисус Христос”[2].
Так что и по языку, и по аргументации, и по содержанию, и по источникам “Роза мира” Даниила Андреева – типичный пример сектантской литературы.
1 Д. Андреев. Роза мира. – М., 1991, сс. 114–117.
Интересно, что даже по мнению Е. Блаватской, “Павел был Посвященным”
(Блаватская Е. П. Тайная доктрина. – Рига, 1937, т. 2, с. 644). Оккультисты
держат на одной полке книги Андреева и Блаватской, даже не вдумываясь в
противоречия между ними. А противоречия-то неизбежны, – ибо каждый оккультный
автор действует на основе собственных “откровений” и никаких путей для проверки
своих утверждений не предлагает.